ГуттаперчевКот, 45 - 7 июня 2016 10:08

вторник...
самое время для прекрасного чужого:
Бабушкин день
В этот день нужно проснуться рано и затеять блины. Бабушка говорила -
блиночки. Разбить пару яиц, просеять муку, налить полчашки молока - все
на глаз. Развести густое тесто, а после разбавить его оставшимся молоком,
тогда не будет комочков. Скованной артритом рукой бабушка брала горстку
соли и две - сахара: дети любят, когда сладко. Вот и я забираю в щепоть
немного соли, а сахара кладу в два раза больше. Пока тесто дышит, накаляю
чугунную сковороду посильнее, чтобы первый блин не получился комом.
Окунаю в масло старенькую вилку с намотанной на нее полоской хлопка,
крепко связанной белыми нитками. Сколько кондитерских кисточек
продается сейчас, а старенькая бабушкина вилка - родная, привычная.
Бабушка держала ее в металлическом ковшике от игрушечной посуды, и эта
дорогая моему сердцу малость хранит память о ее руках, звенит
колокольчиками детства, когда после пятого, шестого, седьмого блина
отвалишься от стола со стоном: "Все, не могу больше", и бабушка скажет
привычное: "Слава тебе, Господи".
Весь ее жизненный путь был - растить, кормить, оберегать.
Я провела детство под ее крылом. Вечерами были папа и мама, ужины и
истории, книжки и объятия. А днями было наше "вдвоем": бабушка и я, ее
вечный хвост. Смотреть, как она перебирает крупу, заваривает чай c
травами, готовит обед, прострачивает прохудившуюся простыню на швейной
машинке, вяжет нам носки и узорные варежки, молится за прикрытой
дверью. Играть рядом в дворовом палисаднике и слушать, как ведет
разговоры на лавочках наше местное население. Это сейчас днем с огнем не
сыскать лавочку у подъезда, а тогда во дворе стояло две скамьи друг
напротив друга - амфитеатр для великих диспутов. Бабушка была человеком
деликатным, больше молчала и умела слушать, оттого ее любили все соседи.
Кто ехал с дачи - передавал ей пакет сладких перцев и кило уральского
наливного. Кто торговал картошкой - щедро отсыпал бабушке ведро
рассыпчатого сорта, на суп, за то, что в трудный момент выручала деньгами.
За чьими детьми она присматривала, те угощали вареньем, а по осени
привозили на тележке крупную, оранжевую тыкву. Бабушка резала ее на
куски, замораживала и по выходным делала вкуснейшее: молочную кашу с
тыквой и пшеном.
На летних каникулах, пока родители были на работе, я таскала домой
уличных кошек. Приручала диких, откармливала голодных, учила подавать
лапу, на целый день представляла, что они мои. Бабушка никогда не
рассказывала маме и папе о том, что с девяти до шести в доме открыты
кошачьи ясли. Она умела хранить секреты. Однажды, когда я уже считала
себя большой, но в глазах семьи была, конечно, маленькой, бабушка
вернулась домой раньше, чем обещала, и застала меня не одну. Она тихо
закрыла дверь в комнату и никогда, ни единым намеком не выдала меня,
только тем же вечером, когда пили чай, сказала: "Надеюсь, ты осторожна". И
ни слова больше. Ни упрека.
Редко и очень тихо она пела украинские песни. Родившись в России, бабушка
так никогда и не побывала на исторической родине, но родина всегда
оставалась в ней. И четверть украинской крови от нее всегда будет звучать
во мне любовью к Украине, этому певучему языку, прекрасной музыке.
Она заплетала мне корзиночку из тонких косичек и сетовала на две
непослушные макушки, укладывала волосы на прямой пробор так усердно,
что всю жизнь они распадаются и лежат только так и никак иначе.
Она научила меня разгадывать сны и слышать приметы.
Она называла нас с Сережей "доченька" и "сынок". И только когда родился
ее правнук, она стала звать меня внученькой, а сынком стал маленький
Марк.
Она пережила войну в Оренбургской области единственной оставшейся у
родителей младшей дочкой, восьмым ребенком. Ходила по семь километров
туда и обратно в школу в райцентре, а после и в медучилище. Котомка с едой
спасала ее от голода, но резиновые сапоги не спасли от простуды, и
ревматические боли мучили ее всю жизнь, хотя бабушка никогда ни на что не
жаловалась. Только врачом так и не стала, зато была хорошим бухгалтером:
к ней и после выхода на пенсию приезжали бывшие сотрудники с просьбой
помочь с балансом: бабушка надевала очки, доставала из недр прикроватной
тумбочки деревянные счеты и быстро сводила дебет с кредитом.
Она научила меня готовить простые и вкусные блюда, любую кашу из топора,
из горсточки чего угодно. С тех пор, как ее не стало, я ни разу не делала
одно из любимых, боюсь разреветься на первой же ложке: картошку отварить
в мундире, очистить от кожуры, нарезать кружочками. Такими же кружками
порезать соленый огурец - ядреный, от проверенной торговки с рынка.
Посыпать кольцами репчатого лука, полить деревенским подсолнечным
маслом. Дать постоять, истекая слюной. Поедать. Быть счастливым.
Когда в нашем доме впервые появился мой будущий муж, бабушка тайком
вынула из альбомов все фотографии, где были другие мальчики - даже если
это было пятнадцатилетнее детство, все равно вынула. Я обнаружила это
через несколько месяцев, когда переезжала к нему и забирала с собой
памятные вещи. Завернутое в прозрачный пакет, мое прошлое смотрело на
меня и отпускало: бабушка не хотела, чтобы я брала с собой в будущее день
вчерашний. И я не брала.
В бабушкин день собраться с семьей за столом и по традиции помянуть
бабушку блинами, пирогами, хорошим обедом, воспоминаниями и шутками -
все, как она любила.
Подумать о ней. Я часто о ней вспоминаю и по-прежнему чувствую то самое
крыло за спиной. Помню ее слова, простейшие мудрости. Ношу с собой
молитвы, которые она когда-то написала для меня своей рукой: закрою
глаза и вижу, как круглым почерком она выводит на листке важные для нее

• 
• 
•