Руслан, 43 - 27 августа 2007 01:52

[COLOR=darkblue]... Потом, спустя годы, я спрошу ее: «Ну почему? Зачем?» Зачем ей понадобился этот дурацкий эксперимент? Ведь отреагируй я тогда по-другому, будь чуть более эмоционален, истеричен, в конце концов, наложи я на себя руки, ведь не было бы ничего. Но на любую мою аргументацию она неизменно отвечала лишь легкой, всепонимающей и всезнающей улыбкой. Мол,ваше дело мужское – разбивайте себе лбы о воображаемые препятствия,размахивайте мечами перед ни в чем не повинными мельницами, убивайте драконов с грустными, обреченными глазами, а нами, женщинами, руководит тонкий расчет. Мы знаем, где надавить, где ослабить, куда плюнуть, а в каком месте растереть. Мы же мудрые. А вы, мужики умные. А как известно...
Впрочем, в момент, когда эта история начиналась, мне ровным счетом не было ничего известно. Разумеется о строении женского организма я знал не по наслышке и, признаюсь, не раз мысленно предвкушал как томно я вздохну, явно не собираясь отвечать на риторически-сакраментальный вопрос «сколько у тебя было до меня, любимый?» Не осведомлен я был о глубинных процессах, протекающих за потрясающим овалом лица, фантастическими озерами глаз, всегда опрятной, волосинка к волосинке, прическе, процессах, рождающихся где-то на перепутье женских полушарий, как в верхних, так и нижних. Да все это и не казалось таким уж важным – подумаешь, не ты, так другая. Не блондинка, так брюнетка. Но выбор, такой на мой взгляд очевидный, за меня уже сделали. И неимоверными усилиями воли, знанием детской психологии и прочими хитростями этот выбор законно навязывался мне, как мой собственный.
Я держался долго. Отбивался всеми известными способами. Отстаивал свою независимость до последнего, а последним стал жесточайший ультиматум. Да, она умела задавать вопросы так, что ответ в них всегда читался, как бы невыгоден он ни был. С присущим моему половому менталитету пафосом я разглагольствовал с друзьями о свободе, о вреде «каблука» и о тряпках, в кои превратились многие осмелившиеся «поддаться» женщине мужики. И вот тогда, тогда она провела блестящую комбинацию, достойную всех Алешинов, Касабланок и Фишеров вместе взятых. Наверное не мало ночей провела, взвешивая со всех сторон, анализируя, прикидывая. И я проглотил наживку. Еще и клацнул в довольном аппетите зубами, мол, давай, девочка, таких я привык съедать пачками вместо Мумиё.
Когда я уже сдался, согласился на все условия и подписал капитуляцию на самых невыгодных для меня условиях (никакого футбола по субботам, в машине не курить, семечки выбросить из всех заначек вместе с фисташками), в тот-то благостный момент она и сообщила мне, что беременна. От Димки. Что ей стыдно. Что она наверное любит нас обоих и выбор сделать для нее крайне сложно. Она с меня взяла клятву, что я не проговорюсь ему, что буду вести себя благородно и я, униженный, раздавленный, пошел и на это – состояние аффекта начисто атрофировало любые мыслительные процессы.
А потом она ушла к нему. Просто в обычный день собрала сумку, попросила меня в последний раз привести в порядок ее туфли, поцеловала меня в лоб и растворилась. А я растворился в алкоголе. И Бог знает, что могло бы произойти в тот момент, но рядом всегда были друзья. Рядом всегда был твердое плечо, не раз получавшее за меня шишки и синяки. В том числе и от нее.Не помогали проститутки. Не помогало откровенное сватовство. Не помогали увещевания моих родителей. Мне было плевать на всех. И больше всего – на самого себя. Но в одно утро все изменилось...
Мы возвращались с Максом после очередной попойки. Выйдя на белый свет, махнув формально на прощанию директору казино, мы пробрались к машине и тут меня просто осенило – зачем я трачу свою жизнь на этих шалав, фишки, бульбуляторы. Разве так себя должен вести мужчина? Разве должен он терять лицо? И плевать, что этого никто не видит. Зато я сам себя вижу. Тряпка. Половичок. Правильно, что меня бросили. Правильно, я заслужил это. И сейчас, опустившийся на культурное дно, вылизав все попадающиеся под руку стаканы со спиртным, сейчас я стал понимать, что любить ТАКОГО не может себе позволить ни одна женщина. И я должен измениться.
В то раннее утро мы так и не поехали в сауну. Мы больше не задыхались в мучительно-сладких приступах смеха.Мы сидели на берегу залива и писали, чертили, моделировали. Я пытался предсказать каждый ее дальнейший шаг, не понимая, что «все ходы уже давно записаны». А потом... потом была лужайка цветов под окном при минусовой температуре на улице. Потом был ее «жук», которому ночью сделали такую аэрографию, что у нее больше никогда не должен возникнуть вопрос – а одна ли она на такой машине ездишь. Потом я заезжал в офис на карете, запряженной тремя белоснежными лошадьми. Потом я просил прощения о ее мамы. По-моему я признался даже в убийстве Кеннеди. Потом я демонстративно ставил на лестничной площадке стул и наполнял к утру пепельницу возле него. Потом было много всего. И она уступила. Хотя... вы-то понимаете, кто в конечном итоге уступил. Но я знаю одно – месяц моих страданий давно забылся, а серебряная свадьба через год, трое детей, не считая квартир, машин и прочего – это не забудется. И неизвестно, как бы сложилась наша жизнь, натвори я тогда глупости...

Но на глупости она мне не дала ни малейшего шанса. И здесь каждый шаг был выверен. И здесь она проявила себя блестящим стратегом и тактиком. И она может спокойно улыбаться, глядя мне в глаза. А я могу бесконечно долго обсуждть в каком-нибудь занюханном кабачке со своими друзьями «узости нашего городка» и гордиться тем, насколько я крут. А она–она...Я люблю ее. И я обязан ей жизнью. Своей жизнью. В которой я сам себе нравлюсь. В которой я–мужчина. В которой мы-семья.

• 
• 
•